Троя (S-T-I-K-S) [огрызок] - Степан Городничий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девица вспомнила добрым словом свои утренние пробежки, с которых кореянки ржали как лошади, занятия йогой, тренажеры и, в принципе, не до конца аморальный образ жизни. Потом мысли плавно перескочили на самих восточных сестриц, в памяти всплыло ночное приключение, и Лена припустила с такой прытью, что оторвалась еще на десяток метров.
Минут через тридцать Лена почувствовала, что смертельно устала. Дыхание начало вырываться с клекотом, перед глазами запрыгали цветные пятна. Зомби как будто почувствовали, что жертва доходит, урчали все громче с явным предвкушением скорого пиршества. Некстати вылезла мысль, — А если тварь еще навстречу, или сбоку из леса. — коленки задрожали, и Лена ткнулась ладонями в землю, распоров ладонь. Из последних сил вскочила, взвыла, увеличивая разрыв и лес внезапно распахнулся.
На опушке стояла массивная каменная часовня, которая дышала мощью и несокрушимой древностью. В зрелом виде Лена в церкви была только раз, на крестинах сына институтской подруги, и воспоминания были не совсем приятные. Священник, проводящий обряд, не сводил с Лены укоризненный и немного насмешливый взгляд. Казалось, он видел ее насквозь, одним взглядом вывернул наизнанку, взвесил и оценил. Тогда Лена сбежала до конца службы и дала себе зарок больше к таким заведениям не подходить на пушечный выстрел.
Задыхаясь от рези в боку и недостатка воздуха, Лена бросилась вокруг каменной крепости, разыскивая вход. Сторону выбрала не совсем верно, пришлось сделать почти целый круг прежде, чем под ноги бросилось крыльцо, от которой повеяло близким спасением.
На пороге стоял настоящий священник с окладистой бородой, в белых одеяниях, прищурился на незваную гостью недобрыми змеиными глазами, и начал поднимать золотой крест для какой-то мощной тирады.
Из-за угла вынырнули преследователи, служитель культа захлебнулся, резво бросился внутрь и начал тянуть на себя массивную воротину.
— Умоляю, пустите!
Рука священника немного замедлилась, в последнюю секунду Лене удалось перетечь в смыкающуюся щель, она растянулась на каменном полу и потеряла сознание. Два тела одновременно грохнулись в дубовые створки. Дверь, наверняка видевшая набеги и печенегов, и половцев выдержала и даже не скрипнула.
Убедившись, что спокойствию в ближайшее время ничего не угрожает, батюшка принялся разглядывать нежданную гостью, ворчал, морщился. Разглядев подробности латексного костюма, громыхнул могучий бас:
— Что за облик нетребьный, отродье бисово? Как смела в Божью обитель с открытым срамом!
Священник подергал девушку за руку, брезгливо ткнул носком туфли.
— Сомлела, порождение змия и ехидны.
Принес безразмерную серую дерюгу, накинул сверху и ушел в угол, уставленный зажженными свечами. От алтаря послышалось яростное бормотание.
Пришла в себя Лена довольно скоро, вскочила, дико озираясь. Действующей часовней сооружение назвать было нельзя, тут шел ремонт, точнее капитальная реконструкция. Стены были ободраны и уставлены лесами до высоченного потолка, скрытого во тьме. Бросилась в глаза толщина стен, в узких высоких арочных окнах, покрытых цветным стеклом, не меньше полутора метров.
— Здравствуйте, Батюшка!
— Не батюшка я тебе, а протодиакон Валентин. Отец Валентин тоже можно.
— Отец Валентин, есть у вас попить?
Священник подошел к большой серебрянной чаше, зачерпнул кубком, поднес, но протянул не сразу, окунул пальцы и несколько раз брызнул Лене в лицо. Похоже серьезно опасался шипения, искр, запаха серы, или чего похуже. Когда девушка никак не отреагировала, заметно расслабился.
— Пей неразумная, сказывай, облако, гонимое ветром.
Стуча зубами о край медного кубка, Лена вкратце рассказала историю, начиная с приезда на базу. Свою роль и некоторые подробности осторожно пропустила. Профессии девушка никогда не стеснялась, тем более, и отчим и старший брат давно были в числе постоянных клиентов, но при виде нависающего хищного лица было немного не по себе.
Батюшка слушал, охал, изредка перебивал вопросами:
— Что, прямо оборотились в нежить? Да неужто пришли последние времена?
— Прямо снасильничали и сгубили душу невинную?
— И все бегут, за тобой, от поворота на Соленое?
Перекрестился часто-часто и рассказал свою историю:
— Тут тоже с утра не все ладно, я за стройкой надзирать поставлен. На выходные рабочие в город, а двое олухов остались, инструмент стеречь. К обедне то я их позвал, а который тощий сгубил второго и как есть лицо поедал. Я ему, — Чаша с мерзостью! Потому что наша брань не против крови и плоти, но против тьмы века сего и против духов злобы поднебесных. А он из нутра звуки богомерзкие. И звркнул таким взглядом нечистым.
Я ему — гортань твоя — открытый гроб, яд аспидов, отец твой дьявол и сатана! — не слушает окаянный, навстречу пошел и руки тянет. Но не сдюжил проклятый супротив силы слуги Господня! Приложил я его крестом по темечку, а он и дух вон.
Вообще часовня эта четыреста лет как у источника стоит, святого, целебного. Со всей области люди за водой приезжали. Только нет больше источника, оборотился он в болото с тиной и гадами.
Добавил батюшка совсем печально, — Как есть, последние времена и наказание за гордыню.
— А что на хуторе, Кирилл Платонович здравствует? Приглашал намедни отдохнуть и выпить, но я мирское не привечаю.
— Нет больше, полковника, зомби сожрали, Егерь рассказывал, прямо мозги высосали. И еще, плохо вел себя Кирилл Платонович.
— Что несешь, бисово отродье, не клевещи на милейшего, полковник на восстановление храма такую сумму дал, какую нам всем миром за год не собрать.
— А то, что этот милейший майора Пахомова застрелил и несколько женщин замучил насмерть.
— Не проверю ни в жисть, Кирилл Платонович добрейший, основательный человек. Врешь ты все и будешь брошена в озеро огненное, и будет тебе плачь и скрежет зубов!
Почти Антоний
Лена набросилась на остатки вареной картошки, запивала святой водой из чаши, жажда отступала, но через минуту возвращалась с удвоенной силой.
— Это чужой мир, отец Валентин, нет тут привычной Земли, города нашего нет больше.
Батюка забубнил, — Какой такой другой мир, бисова девка? Думаешь мертвец у порога диво дивное? Во времена великих мучеников и подвижников на каждом шагу такое было. Вот пример, святой Антоний — первый цветок пустыни. Диавол завидовал добродетелям великого, не мог вынести кротости, терпения и твердости духа, настоящую войну против него вел. Сначала искушал святого всяческими соблазнами и греховными мыслями, а потом прямо напал на обитель с полчищем бесов и гадов. Долго бесновались злые силы, но Антоний упорно сопротивлялся сатанинской осаде и победил. И я за сим справлюсь!
Поддержать разговор не особо хотелось, но, когда священник замолкал, начинал пугать яростью и нездоровым блеском в глазах.
— Отец Валентин,
